Лука любил выходные за вот такие встречи в кафе, где можно было ни о чем не думать, а просто наслаждаться компанией приятной девушки и какими-нибудь вкусными штуками, которые каждый раз для него открывались. Мятный латте -  единственный напиток, которому Лука никогда не изменял, так как просто очень его любил -  стоял перед ним, а он даже не притрагивался к нему. Молодой мужчина был увлечён совсем другим, а если точнее другой - сидящей перед ней Розой Зеллер.

Лука любовался ею. Именно так. Любовался тем как она пила свой кофе, как перекидывала свои красивые кудрявые волосы с одного плеча на другое, как скрещивала лодыжки под столиком или закидывала ногу на ногу и медленно поднимала или опускала ресницы, пряча глаза от его взгляда. Как просто смотрела на него. Было в этом что-то особенное, но он пока не понимал, что именно. Однако всё это не казалось наигранным кокетством или отрепетированным поведением соблазнительницы.

Роза была прекрасна именно в своей естественности, и Лука понимал, что ему всё труднее сохранять дружескую дистанцию. Хотел он этого или нет, сейчас он видел в ней не просто друга, а девушку: прекрасную, манящую, невероятную…

Хотя дело было не столько во внешней привлекательности, сколько в чём-то другом, в том, что усиленно вертевшиеся шестерёнки в голове мистера Карузо пока не могли облачить в одну ясную и понятную формулировку. Явно это была не красота, в конце концов вокруг него вертелись девушки, не уступающие Зеллер в привлекательности. Однако для него они были лишь пустыми образами, которые не могли дать ему той теплоты, которые она дарила одним взглядом, той поддержки, которую оказывала, беря его за руку, той близости, которую чувствуешь, оказавшись в её объятиях и, в то же время, некой остроты от вероятности получить «по шапке», если поведёшь себя, как идиот.

Малышка Роза казалась ему чудесным весенним цветочком, и, наверное, если бы девушка знала об этом, то высмеяла бы его от всей души. В конце концов подобные поэтичные сравнения больше подходили самой Розе, чем строгому и всегда собранному Луке. И подобные эмоции тоже.

Эмоции… те самые, которые увеличивали в разы его магический потенциал, позволяя выкидывать такое, что было не под силу более опытным и взрослым магам, иногда всё-таки мешали. В те моменты, где нужен был холодный расчёт и трезвый ум, приходилось усмирять их. И в этом Лука преуспел. Преуспел настолько, что на сегодняшний день многие считали его абсолютно бессердечным и сухим. За годы работы адвокатом он прошёл многое, и навык самоконтроля был, пожалуй, самым ценным из тех, которые он приобрёл. Он давно вырос, уже не имел непоколебимых идеалов и привык прислушиваться только к себе, полагаясь на свою интуицию. А она у него работала безотказно, что нельзя было игнорировать.

С момента выпуска, когда так грустно окончились их отношения с мисс Уизли, Лука по большей части уделял время только работе и обучению, разбавляя все это такими нужными ему встречами с Розой, а в последствии и с Саймоном или Биллом – старшими товарищами, которые на удивление общались с ним на равных – и совсем не задумывался о необходимости завести отношения с кем-то еще.  Общества Розы ему хватало с лихвой, к тому же напоровшись на ревность в сторону своей подруги от одной из дамочек, с кем он все-таки попытался построить отношения, парень довольно быстро понял, что оно ему в общем-то и не нужно было.

А еще Лука был непроходимым слепцом и почти никогда не замечал, когда с ним флиртовали девушки. И это было почти даже не литературное преувеличение – вот сейчас Карузо машинально поправил оправу очков, которые не удосужился надеть на встречу, из-за чего чувствовал себя немного как полуслепой крот. Ему конечно не мешало это разглядывать внимательным взглядом серых глаз юную мисс Зеллер, но зато усиленно оказывающую ему знаки внимания баристу он в упор не замечал. Как и знаки внимания со стороны Розы, списывая все на то, что ему просто показалось. И в общем-то парень с недавних пор был уверен, что Розе нравился их общий друг Саймон, а уж на его то фоне, у Луки не могло быть и шансов. Это конечно немного расстраивало, но адвокат понимал, что за друзей он все-таки мог порадоваться.

-Малая, что за вопросы, - усмехается Карузо, лукаво щуря глаза, - Ты можешь спрашивать все что угодно, я от тебя никогда ничего не утаивал. – И он даже не врет, потому что в самом деле всегда говорил Розе чистую правду, кроме той что хранил за семью печатями – что она ему нравилась и уже довольно давно.

the neighbourhood - female robbery

ты чувствуешь себя так, будто проглотила пару литров кофе за несколько минут. ты могла бы злиться в данный момент, но единственное, что себе позволяешь - замолчать и уйти. внутри что-то рябит и трясётся, как перетянутая струна; вот-вот лопнет, задев сделанное из хрусталя сердце твоё. ты старалась - действительно старалась, - возвести эту стену из стекла, покрыть им полностью свою мышцу в области груди, чтобы чувствовать себя лучше, чтобы отгородиться от печалей. ты думала, что она тебя защитит от всех невзгод - как высокая башня защитит принцессу от мерзкого принца. ты сжимаешь пустые карманы неприлично дорогого пальто - слишком жаркого для середины лета. тебя морозит, а сердце разбитое осенне хандрит. ему, наверное, совсем плевать, из какого ты сделана теста. ты веришь, что исколотое сердце обязательно заживёт, затянется каждая рана гладким, светлым шрамом. и на каждом его месте вырастет чёрный цветок.

единственное, что тебе остаётся - занять себя чем-нибудь. до показов коллекций ready-to-wear весна-лето осталось едва ли два месяца, а ты имеешь на руках едва ли три модели, которые не стыдно показать. но всё, чем ты занималась последние две недели, вместо того, чтобы заняться поиском вдохновения для коллекции, - это искала то самое пальто из осенней коллекции диор, которое однажды увидела на моднице в сохо. оставшееся время ты над ним убивала кучу сил - едва спала, едва ела. но смогла наложить заклинания, позволяющие щеголять в нём и в тридцатиградусную жару.

как сейчас.

казалось, что косой переулок сейчас расплавится. превратится в жижу под ногами. все оловянные конструкции превратятся в шоколад, медленно стекающий наземь. ты была уверена, если бы не магический иммунитет к таким вещам, как погода, то вряд ли бы магический мир обошёлся одной лишь больницей. о воспоминании о больнице тебе становится мерзко изнутри. тебе бы бить и крушить, но, честно, уже нет сил. ты хочешь лишь дойти до магазина, чтобы провести там бесцельно ещё двенадцать часов. схлопотать подзатыльников от голди за безделье накануне тестовых показов, а потом трансгрессировать домой, чтобы выпить бокал тяжелого и вязкого, как кровь, вина, и забыться во сне в кровати с пыльным пологом. ты так много просишь?

рядом с твои магазином уже некоторое время как обосновалась маленькая лавочка. без вывески и без пояснительной записки. ты знала, что там находится - отчаявшиеся девушки не раз случайно заходили в твой магазин в поисках гадалки патил. твои работники несколько раз рассказывали тебе о них, а ты уже сама хотела к ней сходить, чтобы она нагадала недалёким девицам новую мантию или платье из вашего магазина. они всё равно поведутся на всё, что угодно. а учитывая, как часто они заходили не в ту дверь, ты была уверена, что клиентура у патил ещё тех масштабов.

ты сама никогда не верила в гадания, таро и звёзды.  ta mиre увлекалась вуду, но делала это из скуки, что ещё делать светской даме, помимо благотворительных вечеров, на которых она может потратить заработанные отцом деньги? maman любила делать томный взгляд, заливать своим подружкам про бесконечные измены их мужей, предлагать отвары и куклы, которые на деле были ничем, как бутафорией. ты знала, что она так развлекается, поднимает себе самооценку и ищет подружек, которые придут плакаться к ней. что бы ни говорил отец, но мама всегда могла заработать себе на очередное платье таким образом. тебе же было всё равно, будучи по другую сторону этого театра.

но сейчас ты дёргаешь за ручку дверь не своего магазина, а соседнюю. ты видишь, как вики дёргается со своего места, может, она основа забыла открыть дверь. но ты знаешь, что внутри тебя сейчас всё как нельзя правильно. тебе нужно узнать правду. ты до сих пор не верила ни одному его слову. ни одной эмоции, вспыхнувшей на его лице. ни сожалению, ни отчаянию, ни печали. ты ни черта ему не верила. ты хотела ответов. ты хотела, чтобы тебе сейчас же рассказали обо всём, что творилось в его голове. дверь тяжелая, сил едва хватает, чтобы слегка приоткрыть её. ты иногда забываешь, что живёшь в волшебном мире, и можешь открыть любую дверь настежь, но сейчас это не тот случай.

едва протиснувшись в дверь, ты чувствуешь густой запах дыма, будто всё вокруг поглощено огнём. умный и хитрый ход, - думаешь ты, и проходишь дальше по коридору, заваленного со всех сторон огарками свечей, шторами и хрустальными шарами. после дыма ты чувствуешь тонкий аромат аниса, который кружит тебе голову. ты ощущаешь себя словно в своём детстве - maman обожала наносить на запястья по капле анисового масла, говоря тебе о том, что оно способствует ясновидению. коридор кажется бесконечным, пока ты не слышишь звон металла за своей спиной.

она выше тебя на добрых три дюйма, но ты не чувствуешь, как она смотрит на тебя сверху вниз. она смотрит как будто сквозь тебя - на стену напротив, где ты успела заметить небольшой столик с парой хрустальных шаров разных размеров. от неё несёт какофонией ароматов - от иланг-иланга до мирты, что абсолютно сбивает тебя с толку. ты чувствуешь, что тебе пускают пыль в глаза; и тебе кажется, что патил даже не скрывает этого. она вся построена на стереотипах о гадалках - балахоны в пол в несколько слоёв, обилие украшений, жирно подведенные глаза. ты была уверена, что где-то под пологами скрывается несколько чёрных котов с янтарно-зелёными глазами. тебе здесь становится тошно, ещё более тошно, чем было до того, как ты зашла.

- простите, ошиблась дверью, - медленно произносишь ты и собираешься протиснуться к выходу. она лишь улыбается - отрешенно и умилительно. будто перед ней не взрослый человек, а малыш, который только что сказал глупость вроде "почему небо голубое?". тебя эта улыбка раздражает ещё больше, будто она действительно знает, почему ты здесь. почему ты дёргаешь пустой карман изнутри, почему ты кусаешь губы и бегаешь глазами по маленькому помещению. наверное, твой магазин занимает раз в семь больше места. она кивает тебе на стол, улыбаясь всё так же. её глаза наполнены странной дымкой, будто бы они в тумане. ты трясёшь головой, и всё пропадает. - хорошо, давайте сделаем расклад, и закончим на этом.

благодаря матери ты понимала таро, немного, но это позволяло не дурить тебя на сельских ярмарках, которые вы иногда посещали. местные гадалки всегда вещали тебе о великой любви, которую ты встретишь за углом, даже если в картах и слова об этом ни было. и внутренняя уверенность в том, что ты выше всех этих символов, всегда помогала не запудрить тебе мозги. ты догадывалась, что девчонки не раз оставляли здесь всё самое ценное, лишь бы услышать пару едва ли полезных слов, да получить разбавленную амортенцию. но ты сама сейчас сидела на расшатанном стуле в окружении дыма и аромаламп в неприличном количестве, и пыталась понять, какая высшая сила тебя сюда занесла.

ты могла бы открещиваться от этого вечность.

но та сила - это
не достижение понимания.
не возвращение мужчины.
не самовосхваление.

это возвращение уверенности
для самой настоящей, яростной мести.

гудок хогвартс-экспресса отсчитывает новый виток в школьной жизни. и тебе совершенно не хотелось проверять, что же теперь тебя ждало. короткие пасхальные каникулы стали спасением, кратковременным побегом от позора и смешков за спиной на каждом уроке зелий, в гостиной или большом зале после того, как тебя стошнило на глазах у однокурсников на занятиях по полетам. то ли обед был слишком плотным, то ли ты так переволновалась из-за проваленной практики на трансфигурации, но результат был огорчающим и нелепым: при выполнении петляющего маневра тебе сначала стало дурно, а уже на земле тебя стошнило в кусты. вспоминать о стыдном эпизоде тебе не хотелось, но каждый в течение всей недели перед каникулами считал своим долгом напомнить о позоре мерзким и совершенно неоригинальным прозвищем аврора блевотт.

конечно, когда уже через три дня до роберта дошли слухи об издевках над его сестрой и фамилией, он пару раз устраивал стычки с обидчиками. последние же, как правило, были с младших курсов, а потому и замолкали при виде грозного семикурсника эбботта, но и у них находились заступники. в конечно счете, история с блевотт вышла на уровень выпускников, устроив бобби и парочке слизеринцев недельное наказние у макгонаггл за дуэль в школьном дворе и снесенную голову горгулье, но так и не очистило вашу запятнанную школьным обедом фамилию.

- томмо, я сяду с тобой? мама ведь тебя попросила, - младший старший брат томас во всю эту неприятную историю старался не ввязываться (парочка попыток исковеркать его фамилию обернулись лишь тяжелым и угрожающим взглядом)  и вообще всячески игнорировал аврору в школе, но от слов о матери явно заколебался и нехотя пустил тебя в купе к своему такому же странному дружку, хотя у тебя в арсенале был еще один прием по уламыванию брата. ты мельком бросила взгляд на барни и забилась в угол у окна, высматривая на вокзале маму. уезжать из дома страшно не хотелось, но мама уверила, что о твоей неприятной истории за несколько дней каникул уже все и забыли.

но она ошибалась. это стало ясно сразу, как только на горизонте вопреки всем твоим ухищрениям, замаячили знакомые лица. единственным утешением было лишь то, что в школе все еще был бобби, который в отличие от томмо не корчил рожи и не играл в какие-то дебильные игры с таким же странным дружком. а еще в школе была кэссиди - она же кесадилья и кэсси - твоя однокурсница и подруга, которая, к сожалению, училась на другом факультете. среди слизеринок сыскать себе друга у тебя не вышло, и лишь благодаря удаче вы сошлись с ней. с одним другом с рейвенкло гораздо легче стоять против однокурсниц. хоть они не придирались к тебе из-за чистоты крови, ты чувствовала себя лишней среди девушек высшего круга, ходивших в мантиях индивидуального кроя и фамильных украшениях, со своими совершенно заурядными вещами. хоть до истории с уроком полетом в открытые конфликты вы никогда не входили, но ощущение второсортности и беспородности ты испытывала всякий раз, когда просто ела, просто садилась за парту или просто заходила в кабинет. потому новость о том, что за время пасхальных каникул дома, кэссиди от младшего брата заразилась драконьей оспой, а потому пока что находится дома и приедет лишь на следующей неделе - так в своем письме сообщила миссис йонкер.
в первый же день тебе удалось ощутить эту острую нехватку дружеского крепкого плеча. хоть чувства твои и были вызваны не столько поведением остальных, сколько внутренней тревогой и страхом снова быть поднятой на смех. ты ужинаешь со скоростью кометы и также быстро сбегаешь в библиотеку и не возвращаешься из нее в гостиную и спальню до того, как это позволяет режим школы. встаешь из постели ты позже всех остальных, подслушивая из-за глухо задернутого полога своих однокурсниц, пока те собирались на занятия, и пропускаешь завтрак, сразу же направляясь в кабинет зелий. ничто не предвещало беды, пока профессор слизнорт не объявил темой сегодняшнего занятия "противорвотные снадобья". половина кабинета взорвалась смехом, а декан факультета, призывая к тишине, как тебе казалось, сделал это нарочно, чтобы все снова смеялись над тобой. ты ведь не его любимица. от злых шуток одноклассников о том, что это зелье стоило преподавать раньше и что тебе его стоит пить вместо тыквенного сока хотелось рыдать, но замечания и угрозы лишения баллов пролили немного бальзама на твою страдающую душу. правда, желание сменить школу только укрепилось. на следующий день к тебе за обедом подошли пара гриффиндорцев, у которых, очеведино, занятия по зелья с аналогичным заданием было сегодня, и поставили перед тобой флакон с гоготом и словами "старались специально для тебя, блевотт". игнорировать все это уже не хватало сил.

новый день вплоть до вечера не заставлял тебя чувствовать себя изгоем. перед заклинаниями к тебе даже подошли пара однокурсниц за помощью, а обед прошел без шуток и отсаживании от тебя - ты даже позволила себе съесть порцию пудинга в конце. лишь поздно вечером, когда по расписанию была пара астрономии, одиночество дало о себе знать. профессор нигаль объявил о большой самостоятельной работе, которая повлияет на итоговую оценку, и попросил студентов двух факультетов разбиться на пары для создания большой карты движения одного небесного тела в течение месяца. и пока все однокурсницы образовывали слизеринские тандемы, ты оглядывала оставшихся беспризорников и уверенно шагнула к юноше из хаффлпаффа, также обреченно глядя по сторонам.

- аврора   э б б о т т - особо вкрадчиво указывая на фамилию, произносишь ты, и пожимаешь мальчишке руку, - и никак иначе, - внутри себя ты удивляешься в хорошем смысле собственной жёсткости, а также подмечаешь, какими же чистыми были рукава рубашки лео в отличие от большинства однокурсников после зельеварения. да и в целом подмечаешь лео, чего раньше делать не приходилось - в голове приносились полгода учебы, но ты помнишь лишь то, как успешно юноша отвечал на травологии и совершенно точно не стоял в толпе тех, кто возмущался и вопил издевательски на том самом уроке полетов, - так а почему остался без пары сейчас? - вытаскивая из сумки сложенный вчетверо пергамент и чернильницу, усаживаешься на подушки у телескопа и смотришь на пустой лист мальчишки. молча, но с короткой улыбкой протягиваешь один из пяти уже заготовленных пергаментов с любовно вычерченными осями и радианами и с приятной теплотой в груди принимаешь его благодарность. удивительно приятно было находиться рядом с человеком, не стремящимся припомнить произошедшее и невыказывающим к тебе наигранную неприязнь.

профессор нигаль фиксировал пары и попутно развал небесные тела для исследования, а ты достала из сумки расписание на семестр и вписала в него часы для самостоятельной работы, - тебе будет удобно во вторник и в четверг перед ужином встречаться в библиотеке?

Ты смотришь на него с такой нежностью, что даже не знаешь, что такое возможно. При этом во всей этой влюбленности ты все еще коришь себя за то, что он на самом деле ничего о тебе не знает. И ты бы доверился, но... У тебя слишком многое на кону. Если люди узнают, тебя выпрут со школы и никто не будет разбираться, что вот уже шесть лет, а то есть где-то семьдесят полнолуний ты провел в школе и никого не ранил. Да, в основном это благодаря дяде и его зельям. Но никто в этом разбираться не будет. Ты старался уж очень сильно не осквернять этими мыслями ваше время. Ты улыбался, целовал его пока никто не видел и не мог насмотреться на эту прекрасную улыбку. Он только что отпраздновал день рождение и ты так и не успел доделать его подарок, да и дарить при всех было как-то. Ты смущался в общем.

Ты знаешь, что вы идете в сторону ванны старост, вероятно Джастин таки взял ключи у Эрни. Ты улыбаешься и идешь следом, крепко сжимая его руку. Когда вы подходите к ванной, Джастин резко отпускает твою руку. Ты слышишь, как его сердце бьется чаще. Ванная куда больше чем ты думал и ты, как и Джастин улыбаешься и смотришь вокруг. Когда он на пару секунд теряет равновесие, ты готов броситься его ловить. Но он стает на ноги быстрее, чем ты срываешься  с места. Ты смотришь за его счастливым взглядом и даже немного завидуешь. Для тебя волшебный мир обычен, ты в нем родился. Все это всегда тебя окружало, а для него это что-то прекрасное и невероятное.

Он так мило стесняется, а ты улыбаешься. Ты совершенно ничего не знаешь об отношениях. Ты сам волнуешься и у тебя бешено стучит сердце. Ты не можешь сдержать улыбки, даже когда так нервничаешь. А когда он отворачивается, вместо того, чтобы раздеться, ты подходишь сзади, обнимаешь его и укладываешь голову на его плечо.
- Погоди минутку... Я хотел кое-что тебе отдать, я немного не успел закончить к твоему дню рождению. Да и отдавать перед всеми, я в общем постеснялся. Ты говоришь с заминками, а потом достаешь с кармана мантии небольшой браслет, на нем всего пара подвесок. Ты протягиваешь ему браслет. - Вот этот камушек это безоар... А на всем браслете защитные чары... Не понравится, можешь выкинуть. Теперь ты сам краснеешь до кончиков ушей и спешишь сбросить все и нырнуть в ванную, чтобы он не видел, как ты смущаешься. Вода на удивление теплая. Ты выныриваешь и прислоняешься спиной к бортику. -  Я не смотрю...